А.Б. Никаноров
|
||||||||||||||||||||||||||||||
В литературе и некоторых рукописных материалах XIX в., касающихся Ростова, изредка встречаются сведения о том, что в прошлом колокольные звоны здесь производились по особым нотам. Самое раннее из них имеется в воспоминаниях крестьянина Н.Н. Шипова, события которых относятся к 1816 г., когда он был на колокольне и слушал «звон по нотам» [1]. Об этом же позднее писал и известный историк М. Толстой. В книге, посвященной Ростовским святыням, первое издание которой вышло в 1847 г., он сообщал: «Звон производится по особым нотам, нарочно для сего сочиненным на три различные настроя. Названия этих настроев: Ионинский, Акимовский и Дашковский или Егорьевский, напоминают Митрополита Иону Сисоевича, Архиепископа Иоакима и Епископа Георгия Дашкова» [2]. Во втором издании (1860 г.) этот фрагмент изложен немного иначе: «Звон производится на три различные настроя по особым нотам, которые в старину были писаныя, но впоследствии затеряны, и с того времени передаются звонарями друг другу со слуху. Названия этих настроев: Ионинский, Акимовский и Дашковский или Егорьевский...» [3] Наконец, третье издание (1866 г.) даёт совершенно новый вариант: «... звуки или тоны колоколов располагаются по трём различным настроям, для чего сочинены были особые ноты, которые впоследствии затеряны и с того времени передаются звонарями друг другу со слуху» [4]. Таким образом, если в воспоминаниях Шипова и первом издании книги Толстого ясно лишь, что в ростовских звонах был строго определён порядок колокольной игры, то в последующих изданиях речь идёт о каком-то специальном музыкальном тексте. Последний либо воспроизводится на колоколах, либо служил прообразом для традиционных колокольных композиций. В существовании текста «нотного звона» Ростова Великого был убеждён и знаток русского искусства В.В. Стасов, который запрашивал его через Русское археологическое общество. В протоколе одного из заседаний РАО записано: «... В.В. Стасов, зная, что на колокольне Ростовского Успенского собора производят звон по нотам на три настроя: 1) Ионинский; 2) Акимовский и 3) Дашковский, желал получить эти ноты, а также указания времени их происхождения. Об этом было написано в 1861 году в Ростов г. Хлебникову, который отвечал, что положить на ноты наши Ростовские звоны без хорошего музыканта нельзя. Впрочем, по времени может быть случайно и появится такой в Ростове, – тогда не упущу. Мне и для себя желается их иметь. Из прежних уже несколько небольших колоколов разбились, их заменили другими, хотя и старыми, оставшимися после существования в Ростове часов, – но с тонами едва ли такими, как были у разбитых» [5]. Из ответа ясно, что о существовании в прошлом нотной записи звонов корреспонденту В.В. Стасова П.В. Хлебникову не было известно. В последующие годы отдельные авторы, писавшие о Ростове, как, например, А.А. Титов, всё же изредка упоминали предание о существовавших для звона нотах [6]. Однако после издания в 1884 г. брошюры А.А. Израилева сделанные им записи звонов были признаны первой и единственной до этого времени попыткой фиксации звучания русских колоколов. Даже В.В. Стасов в предисловии к этому труду, написанном им по инициативе М.А. Балакирева, ничего не упомянул о «нотных звонах» прошлого [7]. В августе 1993 г., в рукописи некоего иеромонаха Иеронима, повествующего о своих путешествиях и паломничествах, совершенных в 1841 г., мною были найдены краткое описание и нотная запись колокольного звона, сделанные им в Ростове [8]. Запись представляет собой своеобразную партитуру из трёх пятилинейных нотных станов полукруглой формы, с нарисованными вдоль них колоколами разной величины (Рис. 1). Рис. 1 Центром этой оригинальной графической композиции является большой колокол, полукружья от которого расходятся в разные стороны наподобие звуковых волн. При каждом нотном стане указано название группы колоколов, которой он соответствует («Большой», «Переборные», «Зазвонки»). Все ноты пронумерованы: у «Зазвонков» - арабскими, цифрами от 1 до 32, у «Переборных» – римскими от I до XII, а у «Большого» – славянскими буквами от А (1) до И (8). Запись, в основном, фиксирует ритм, а не звуковысотную сторону звона: ни на одной строчке Иеронимом не выставлен ключ, поэтому различия в позициях нот на нотоносце следует понимать лишь условно. Расшифровка нотного текста и изложение его в соответствии с нормами современной нотографии не представляет трудностей (см. нотный пример в приложении). Не совсем ясно лишь с партией «Зазвонков», ритм которых записан ровными восьмыми, то с раздельными, то с соединенными штилями по две и по четыре ноты. Возможно, то в этом различии отражена какая-то особенность звона, но понять её пока не удалось. Что касается рисунков колоколов, то, по всей видимости, они имеют лишь декоративный характер и не отражают даже количественный состав набора. Так, в тексте Иероним сообщает, что нижний такт подразумевает удары не только одного «Большого», но и прочих больших колоколов, хотя изображения их отсутствуют. В рукописи нарисовано четыре «Зазвонка», однако на нотном стане их звуки записаны лишь в двух позициях: на пятой линейке и между четвертой и пятой. Наличие на рисунке не одной пары, как показано в нотном тексте, а двух пар «Зазвонков», расположенных по разным сторонам партитуры, можно объяснить лишь стремлением следовать общему принципу симметрии, свойственному данной графической композиции в целом. Единственная группа, в которой, в основном, согласованы и нотная запись, и изобразительный ряд, это – «Переборные». Они выписаны Иеронимом наиболее тщательно: показано распределение колоколов между руками звонаря и количество ударов в каждый колокол [9]. Колокола с таким названием встречаются как в современной практике (Псково-Печерский монастырь), так и в описаниях наборов и звонов прошлого (колокольня Ивана Великого в Москве, звонница Софийского собора в Новгороде и др.) [10]. Обычно это – несколько средних колоколов, последовательными ударами в которые вызванивается определенная мелодико-ритмическая фигура (попевка), многократно повторяемая на протяжении всего звона. В отличие от известных таких попевок «Переборное колено», как называет его Иероним, состоит не из одной, а из двух фраз. Первая исполняется звонарём левой рукой и представляет собой удары попеременно в два крупных колокола, причём по длительности их звуки совпадают с ритмом «Большого». Вторая фраза исполняется правой рукой на четырёх колоколах меньшего размера и веса. В них удары более частые (по два в такте), а в основе мелодической линии лежит нисходящее движение по тем же двух ударным мотивам, что и в первой фразе, но передаваемым как бы по цепочке от одного колокола другому. Особенностью записи партии «Переборных» является наличие при них строки текста: «Человече воспомни страш[ный] см[е]ртный час» – фрагмента из покаянного стиха «О человече...» [11]. Этот внелитургический жанр духовной лирики ХV–XVII вв. ко времени посещения Ростова Иеронимом давно уж вышел из употребления и мог функционировать лишь в старообрядческой среде. Тем не менее, в мелодическом рисунке «Переборного колена» и отдельных вариантах напева этого покаянного стиха, зафиксированного в рукописях XVII в., имеются сходные нисходящие покачивающиеся интонации [12]. По-видимому, в то время, когда Иероним делал свою запись, текст, а возможно, и часть напева покаянного стиха могли использоваться звонарями для мнемонического запоминания и передачи друг другу ритмо-интонационного контура «Переборного колена», наподобие известных звонарских приговорок позднейшего времени. Не исключено также, что в прошлые столетия покаянные стихи могли быть музыкальными моделями для звонов ростовской соборной звонницы. Колокольный набор, зафиксированный в сочинении Иеронима, в основном аналогичен тому, который описал позднее А.А. Израилев. К сожалению, автор рукописи, сообщив, что всего имелось 13 колоколов, не дал их названий [13]. Им указан только вес трёх самых больших – 2000, 1000 и 500 пудов, то есть – Сысоя, Полиелея и Лебедя. Другие два крупных колокола (Голодарь и Баран), очевидно, тоже присутствовали на звоннице, так как первый был отлит в 1807 г., а второй – ещё в XVII в., в 1654 г., то есть задолго до путешествия Иеронима в Ростов. Что касается средних и малых колоколов, то по описаниям Иеронима и Израилева среди них возможно установить количественное и качественное соответствие лишь на уровне групп в целом [14]. Как выяснилось из нотной записи, на звоннице имелось 2 «Зазвонка» и 6 «Переборных». Первые в том же количестве и почти с тем же названием (Зазвонные) зафиксированы Израилевым. Немного сложнее дело обстоит с «Переборными», которые в книге Израилева не упоминаются. Однако в записях звонов Ионинского и Акимовского в функции «Переборных» выступают четыре Безымянных, игра на которых представляет собой самый настоящий перебор. В том же пролёте, где и Безымянные, находятся и более тяжелые колокола: Козел (20 п.) и Красный (30 п.). По сведениям Израилева, этими шестью колоколами вместе с Лебедем управлял один звонарь, и распределялись они между его руками так же, как указано в залита Иеронима [15]. Вероятно, они и были зафиксированы им под названием «Переборные», так как звучали не одновременно, а последовательно. Соотношение данных Иеронима и Израилева показано в следующей таблице:
Говоря о самом звоне в записи Иеронима, следует заметить, что, несомненно, им зафиксирован фрагмент какого-то праздничного звона, так как задействован весь колокольный набор. Автор рукописи не дал ему никакого названия, хотя перечислил звоны, как он выражается, «концерты», исполнявшиеся в то время в Ростове: «Георгиевский», «Акимовский» и не известный до сих пор «Арсениевский», ничего не упомянув об Ионинском. К сожалению, из текста не ясно, что такое «Арсениевский концерт», и как он соотносится с другими звонами. Можно лишь предполагать, что его название, как и у других, было связано с именем одного из ростовских архиереев [16]. При сравнении описаний и партитур Ионинского, Акимовского и Егорьевского звонов, сделанных Израилевым, с записью Иеронима, выясняется ряд существенных отличий. Так, в ИОНИНСКОМ: колокола Баран и Голодарь, Безымянные и Красный звучат не вместе, а поочередно (Козел из-за повреждения не использовался). Относительно ударов больших колоколов более сдержанная ритмическая пульсация Зазвонных, записанных не восьмыми, как у Иеронима, а четвертями; в АКИМОВСКОМ: к тем же отличиям в записи Барана, Голодаря и Красного, как и в Ионинском звоне, в партии Безымянных прибавляется использование так называемой «пересечки», предполагающей ритмическое дробление [17]. Зазвонные записаны в том же ритме, как и у Иеронима; в ЕГОРЬЕВСКОМ: имеется сходство лишь в одновременном звучании всех пяти больших колоколов. Итак, различие между звонами, записанными Израилевым, звоном Иеронима, в первую очередь касается порядка использования колоколов. При этом наиболее близким к тому, который зафиксирован в рукописи, является Ионинский, благодаря своему равномерному строгому ритму и господству в фактуре линейно-мелодического принципа. Если сравнивать различия на уровне групп колоколов, то следует сказать, что наиболее существенно за сорок лет, отделяющих запись Иеронима от записи Израилева, изменилась партия «Переборных». Здесь произошёл своего рода синтез горизонтали в вертикаль, когда две фразы, исполняемые колоколами последовательно, зазвучали одновременно. «Гармонизация» этой группы колоколов оттесняет на второй план их мелодическую (линеарную) природу, имеющую, по-видимому, глубокие корни в древних звонах. Есть основания полагать, что последние строились не по типу современного трезвона, а использовался преимущественно перебор – последовательные удары во все или несколько колоколов. Это более всего отвечает музыкальному стилю того времени, способу игры и акустической природе русского колокола [18]. Иногда такие звоны могли быть мелодически и ритмически подобны отдельным фразам и даже целым фрагментам бытовавших в то время литургических и внелитургических песнопений, интонации которых сохранялись и в более поздних колокольных композициях. Об этом сообщается некоторыми авторами, как о старинных преданиях: «... было время, когда у нас в некоторых церквах звонили по «нотам» (выражение звонарей), например, «Господи помилуй!» «Святой Боже...» и проч., об этом говорят изустные предания стариков-старожилов» [19]. «С восхищением передают, что некогда был устроен особенный звон, нарочито подобраны были колокола, так, что можно было производить звон по нотам, выражавшим некоторое церковное песнопение» [20]. Аналогичный случай, как выяснилось, был зафиксирован Иеронимом и в Ростове: партия «Переборных» сохранила явные интонационные признаки покаянного стиха, и к тому же с его подтекстовкой. Использование в качестве носителей мелодического начала именно этой группы колоколов неслучайно: на средних колоколах особенно фиксируется слушательское внимание, так как они часто выступают в качестве ведущего и характерного элемента музыкальной фактуры колокольных композиций [21]. О них же, обобщая свой многолетний опыт изучения русских звонов, писал выдающийся этномузыковед XX в. Е.В. Гиппиус: «Средний ряд был чаще всего мелодическим, в нем звучала короткая попевка, для данного < трезвона > характерная» [22]. По-видимому, звонные попевки, родственные отдельным мелодическим образцам, в первую очередь были связаны с центрами церковно-певческого искусства: лаврами, монастырями, соборами, в которых переписывались и сочинялись новые произведения. Ориентация в колокольных звонах на письменные музыкальные образцы, вероятно, хорошо осознавалась исполнителями и слушателями, поэтому появление выражений типа «звон по нотам», «нотный звон» вполне закономерно. В Ростове, судя по рукописи Иеронима, также имела место ориентация в колокольном искусстве на интонации, напоминающие известные в прошлом песнопения. К тому же существовала устойчивая жанровая система, выражавшаяся в воспроизведении определенных композиций, именовавшихся «настроями», «концертами» и пр. Не исключено, что в них первоначально заложены какие-то принципы звуковой организации, например, попевочная структура, лад, ритм, общие с древнерусским церковным пением, и утраченные или переосмысленные позднее. Выявление их было бы крайне важно для понимания художественного замысла уникального мелодико-гармонического подбора ростовских колоколов, феномен которого привлекал и сейчас привлекает исследователей [23]. Запись Иеронима безусловно доказывает, что колокольня Ростовского Успенского собора обладала «музыкальным звоном», но не дает определённого ответа на вопрос о существовании «нотного звона». Практика специальной графической фиксации колокольных композиций, о чём сообщалось в ряде упомянутых источников, ни рукописью Иеронима, ни другими выявленными к настоящему времени материалами не подтверждается [24]. Из всех известных свидетельств о «писанных нотах» для звона, пожалуй, самым загадочным и увлекательным является воспоминание В.В. Стасова, опубликованное в книге С.Г. Рыбакова: «По поводу записывания колокольного звона на ноты считаю полезным привести следующее сообщение В.В. Стасова: Лет 35-40 тому назад он видел у известного собирателя русских древностей доктора медицины Сахарова в Публичной Библиотеке в Петербурге, в одной из его таблиц, в faximile, старинное изображение (посредством особых знаков) церковного звона; это любопытный опыт записывания в древней Руси на бумагу самой музыки колокольного звона, с тех пор В.В. Стасов не встречал этой записи, но уверен, что она хранится где-то в Публичной библиотеке и что кто-нибудь найдет её; если бы сверх ожидания не оказалось ея в собраниях Сахарова, то может быть, найдется в собраниях какого-нибудь другого археолога, состоявшего и занимавшегося в Императорской Публичной Библиотеке» [25]. К сожалению, среди рукописей И.П. Сахарова (1807–1863) найти что-либо наподобие той таблицы, которую видел у него В.В. Стасов, пока не удалось [26]. Выяснилось только, что в 1851 г., будучи одним из активных членов Русского археологического общества и работая со своими коллегами над составлением свода древнерусских памятников. Сахаров включил ряд вопросов о колоколах в подготовленную им анонимно изданную «Записку для обозрения русских древностей» [27]. Среди этих вопросов есть и такой: «Не производится ли особенного звона по нотам?», и далее в сноске поясняется, что на колокольне Ростовского Успенского собора звонили по нотам, три настроя: на Ионинский, Акимовский и Дашковский [28]. Русский колокольный звон в современной науке справедливо относят к разновидности бесписьменного музыкального искусства, однако полностью отрицать возможность их записи в прошлом нельзя. Несомненно лишь то, что если сведения о ней не ошибка, а действительный факт, то такие случаи не носили систематического характера. Тайна «нотного звона» остается пока нераскрытой, как не раскрыт ещё в полной мере музыкальный и акустический феномен подбора ростовских колоколов. Возможно, что с находкой какого-нибудь нового исторического источника, наподобие записи Иеронима, удастся глубже понять природу русских колокольных звонов и найти ответы на многие вопросы. Примечания
Приложение
|
||||||||||||||||||||||||||||||
Православные основы русского колокольного звона | Общество церковных звонарей | Школа звонарского мастерства Игоря Коновалова | Технология колокололитейного дела | Подбор колоколов и обустройство колоколен | Коноваловъ | Часто задаваемые вопросы | Фотогалерея | История | Библиотека | Исторический архив | Карта сайта | Указатель статей | English | © |
||||||||||||||||||||||||||||||